Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

пожинать плоды победы над османами. Угрозы имперскому контролю носили и культурный характер. И Российская, и Османская империи породили поколения амбициозных модернизаторов, получивших образование по европейским образцам. Ограничения на политическую жизнь отправляли интеллектуалов из обеих империй в западные столицы, где они участвовали в пьянящей, бунтарской политике вызова устоявшемуся порядку. Когда политическая жизнь внутри страны открылась, тем, кто хотел переделать свое государство, стало доступно множество идей о лучших видах суверенитета.

В обеих империях некоторые реформаторы искали светские, демократические альтернативы протекционистскому и патримониальному правлению султана и царя. Младоосманцы, казалось, шли дальше всех в отстаивании либеральных, централизаторских и демократических реформ. Но их настойчивое требование использовать турецкий язык в качестве языка правительства, начального образования и суда привело к тому, что арабский, греческий и армянский языки были признаны равноправными. Недостаточное представительство арабов в парламенте также оттолкнуло многих сторонников либеральных реформ.

Может показаться, что у османского либерализма был выбор между двумя направлениями - реструктуризацией османского государства или формированием турецкого. Но после потери большинства провинций, где преобладали христиане, ислам предложил третий путь. Между турками и арабами мог быть достигнут компромисс на основе религии. После 1913 года союзное правительство открыло новый исламский университет в Медине и наградило влиятельных арабских лидеров за их лояльность. В Сирии, например, местные лидеры договаривались с османскими чиновниками, и в Стамбуле они имели право голоса, хотя и не пропорционально своему населению. Сирийские арабы не сформировали значительного "национального" движения в оппозиции к османскому правлению.

Исламизм, как и русификация, не был доведен до крайности и не развалил империю на части. Хотя и российские, и османские лидеры экспериментировали с более ограничительными - более русскими, более исламскими, более тюркскими - культурными практиками, однородность в национальном или религиозном плане была несостоятельной в качестве правящей предпосылки в этих империях. Объединение различных групп в единое государство воспринималось как должное даже реформаторами: национальные представители в обоих парламентах ратовали не за независимость, а за расширение прав. В начале XX века Османская империя, как и прежде, опиралась на своих военных, чьи офицеры были модернизаторами на европейский манер , но, как обнаружили армейские лидеры, войдя в правительство, империя, основанная на защите различий, все еще зависела от условного приспособления различных элит.

Империя многих качеств

В 1898 году Франц Иосиф отметил полувековой юбилей пребывания на австрийском троне под тяжестью недавнего убийства итальянским анархистом императрицы Елизаветы. Дочь герцога Максимилиана Баварского, императрица выучила венгерский язык и поддерживала венгров во время "компромисса" 1867 года, в результате которого была создана двуединая монархия. Как скорбь венгров по своей королеве, так и сочувствие к заметному горю императора были признаками того, что имперская аура Габсбургов все еще сохранялась.

Другие аспекты имперского юбилея свидетельствовали о глубоких преобразованиях в политической культуре империи. В Вене в праздновании принял участие мэр Карл Люгер, глава Христианско-социальной партии. Политический успех Люгера был основан на явной апелляции к "немецкому" прогрессу, христианским ценностям и антисемитизму. Император считал антисемитизм Люгера опасным и четырежды отказывался утвердить его на посту мэра, пока в 1897 году не решил, что победит голос городского совета. Что сделало политику Люгера возможной в империи, которая оказывала евреям гостеприимство и юридическую защиту?

Одним из ответов был конституционализм Габсбургов. Законы о гражданстве 1867 года уравняли евреев в юридических правах с остальными. В результате евреи стекались в столицу со всей империи; многие из них посещали университеты и впоследствии преуспевали в развивающихся либеральных профессиях - юриспруденции, медицине, журналистике, а также в бизнесе. Австрийская защита также привлекала евреев, спасавшихся от погромов, вспыхнувших в Российской империи в 1881 году. В Вене, как и в Берлине, у евреев было свое место в модернизирующемся космополитическом обществе, и они могли представить себе альтернативу ему - например, сионизм. Они также были видимой мишенью для антисемитов.

Вторым следствием реформ Габсбургов стало расширение легальных политических организаций. Когда лидеры стремились занять видное место в формирующихся партиях, они могли попытаться мобилизовать своих сторонников по языковому признаку - наиболее очевидному полю игры в многообразной политической жизни. В июне 1885 года Венское университетское отделение Школьной ассоциации либералов проголосовало за то, чтобы не допускать евреев к членству. К 1890-м годам большинство австрийских либералов тяготело к "немецкости" и защите немецкого языка как основы политической мобилизации. Австрийский конституционализм, представительные учреждения и легальный партийный активизм вызвали к жизни немецкое национальное движение. Эта тенденция сохранилась и после 1907 года, когда было введено всеобщее избирательное право для мужчин - цель социал-демократов.

Этнизация политики империи заставила социал-демократов серьезно подойти к вопросу о национальности в будущем социалистическом государстве. Их размышления включали признание Отто Бауэром того факта, что множественность наций, исторически определяемая культурным опытом и не основанная на территории, является позитивным элементом человеческого общества. Его программа (до 1914 года) заключалась в том, чтобы максимально увеличить национальную автономию в рамках австрийской монархии, ограничить полномочия центральной администрации и позволить отдельным людям выбирать свой национальный статус по своему желанию. Христианские социалисты Люгера также разработали свой вариант многонациональной политики, защищая монархию и католический универсализм. Однако империя Люгера исключала евреев. Христианские социалисты подчеркнули это в своей феерии в честь императора в 1898 году, где Люгер продемонстрировал возвышенное немецкое и христианское искусство, "освобожденное" от еврейской коррупции. Принципы, если не практика, как социал-демократов, так и христианских социалистов были наднациональными, что являлось логикой их политического контекста.

Как и в Османской империи, языковая политика стала разрушительным элементом на более открытом поле политики. В этом вопросе Габсбургская монархия сохранила плюрализм и гибкость. В ответ на требования чехов о предоставлении языковых прав премьер-министр Бадени проинструктировал чиновников в Богемии и Моравии, что вся переписка по юридическим вопросам должна вестись на том языке, на котором дело было первоначально возбуждено. К 1901 году чиновники в этих провинциях должны были владеть как чешским, так и немецким языками. Во многих областях немецкие националисты выступили с яростными протестами, и в итоге закон был отменен.

Из трех империй, запутавшихся в юго-восточной Европе, Австрия имела наименее цензурированную прессу, наиболее активную общественность и наиболее развитую партийную политику. Образование, профессиональное сообщество и техническая инфраструктура были развиты неравномерно, но гораздо больше, чем в России или Османской империи. С середины века происходило разделение суверенитета, и новые поколения вырастали на опыте спорной партийной политики. Империя обошла некоторые свои проблемы с помощью двуединой монархии, а тесная связь с католической церковью не помешала ей активно защищать другие религии.

Благодаря Берлинскому конгрессу у Австрии даже появилась своя "колония" - Босния-Герцеговина,